Как мы пускали Армянскую АЭС

В 1974 году на нашей станции был создан цех наладки, испытаний оборудования и пуска, сокращенно ЦНИП. Я перешел в этот цех в должности начальника смены реакторного цеха. Цеху сразу же было поручено курировать Армянскую АЭС, на которой строительно-монтажные работы уже шли полным ходом. И в августе того же года я поехал в свою первую командировку в Армению.
Ох, как же мы проклинали впоследствии эти командировки! Меньше, чем на сорок пять суток, командировка просто не оформлялась изначально. А потом, зачастую, когда уже куплен обратный билет и закуплены традиционные пять литров левого, разливного коньяку, украденного армянами с родного коньячного завода, приходило распоряжение о продлении командировки еще на месяц, потом еще на месяц, и отъезд превращался в неопределенность типа 0/0. Не помню из математики первого курса, что это такое, но помню, что что-то уж очень неопределенное. Билет сдавался в кассу, коньяк шел на стол, и трудовые будни продолжались.
Но это было уже потом. А в первую командировку я ехал с любопытством и интересом. До тех пор на юге я дальше Одессы не бывал, если не считать детской поездки в Артек. Поехал поездом, который останавливался в Октемберяне – цели моего путешествия. Ехал в купе с семьей армян, да и в вагоне было большинство армян. Как только пересекли границу с Арменией, мои соседи смели со стола всю еду, заявив:
- Теперь армянскую еду будем есть!
И пожаловались, что в Москве совсем нечего есть. Это в Москве-то?! Из которой мы только и делали, что тащили домой все, что можно поставить на стол или в холодильник.
Пояснили – мало зелени. И верно. В последствии я насчитывал на рынке более десятка разных трав, из которых до того мне были знакомы только зеленый лук, укроп, сельдерей и петрушка.
На первой же армянской станции они сходили на привокзальную площадь и притащили с собой кучу всякой снеди, а главное свежий хлеб. Хлеб в Армении всегда был необыкновенно хорош. Сходил и я. Тут же купил свежий, только что приготовленный шашлык. Армянин стащил с шампура шипящие куски баранины в оторванный кусок тонкой, как пергамент, лепешки - лаваша, бросил туда пригоршню нарезанного репчатого лука и смеси разнообразных трав, завернул все в этот самый пергамент, и подал мне. Бутылка пива и этот своеобразный бутерброд привели меня в полный восторг. Вот, написал все это, и захотелось шашлыка с лавашем, репчатым луком и зеленью!
На станцию Октемберян поезд пришел рано утром. Проводник забыл разбудить меня заранее и подошел ко мне, когда поезд уже стоял. Я судорожно стал собираться, поезд стол очень недолго, проводник же спокойно заметил:
- Не торопись, я стоп-кран сорву, если не успеешь.
В Армении все решается просто – раз надо, какие проблемы!
Вскоре приехал в Армению Саша Комаров. В субботний день, закончив свои дела на АЭС - приехало наше начальство и нам пришлось готовить для них какие-то документы - мы, прихватив с собой из общежития одеяло и, купив по дороге несколько некрупных арбузов, отправились загорать и купаться на недалеко расположенное озерко с названием Айгерлич. Позже оно стало называться почему-то Акналич. Наверное, первое название имело турецкое происхождение.
Армяне и по сей день относятся к Турции враждебно. Я как-то подъезжал к Еревану опять же поездом и, увидев заснеженные вершины, со знакомыми по этикеткам армянского коньяка очертаниями, спросил у стоявшего в проходе молодого армянина, что это за горы.
- Это Большой и Малый Масис.
Я не понял и переспросил.
- Ну, это Арарат, но по нашему – Масис.
- Там уже Турция?
- Да, Турция.
Ответил он мрачно, и добавил:
- Сказали бы мне – сейчас же пошел бы с ними сражаться. Это наша земля!
Армения не может забыть Турции геноцид 1915 года. В старой армянской поэзии чаще, чем Севан, упоминается озеро Ван. Находится же оно сейчас на турецкой территории, за Араратом. Это действительно территория старинной Армении.
Памяти жертвам геноцида посвящен мемориал в Ереване, и ежегодно возле него проходят торжественные поминовения погибших. А возле Октемберяна находится Сардарапат – мемориал, посвященный войне с Турцией. Помощи русских солдат там отдано должное.
Да, так вот пришли мы с Сашей на Айгерлич, побросали арбузы в холодную воду озера, и разлеглись на одеяле загорать, естественно в одних плавках. Съели охлажденные арбузы, набросали вокруг себя корок. Тут же пасутся коровы, овцы – сожрут. Продолжаем загорать, периодически окунаясь в прозрачную, ключевую, холодную воду озера. Солнце жарит, мы крутимся на одеяле, постепенно превращаясь в армянский шашлык. Тут подваливает небольшой автобус, из него высыпает на берег озера семья армян – дети, взрослые, женщины, а следом на веревочке украшенный цветными ленточками барашек. Пожилая женщина неодобрительно посмотрела в нашу сторону, что-то сказала своим мужчинам и те подошли к нам. Что они говорили, мы поняли не сразу. Наконец до нас дошло, что на ломанном русском языке с сильным армянским акцентом, нам говорят:
- Наденьте штаны, и лежите по-мущински!
Саша попытался возразить, что мы вроде бы и не без штанов.
- Нет. Тут Вам не Россия. Оденьте штаны, и лежите по-мущински!
Саша попытался еще раз отстоять завоевания цивилизации, на что я ему сказал:
- Саша, видишь того барана? – Баран, освобожденный от своей шубы, висел уже на дереве, и свежая баранья кровь капала на траву. - Пойдем-ка лучше от греха!
Мужчины неожиданно поняли мою реплику:
- Нет, уходить не надо. Подходите к нам, у нас сейчас шашлык будет, только штаны наденьте. Здесь женщины, дети, а вы без штанов!
Но мы все же ушли. Мы решили, что на первый раз нам хватит и этого знакомства с местными моральными устоями. Потом, обмениваясь на обратном пути впечатлениями, мы выяснили, что первая мысль у нас обоих была одна и та же, – нас заставят убирать арбузные корки, что было бы вполне оправдано. Но дело оказалось, как видите, совершенно в другом.
Позже Володя Брюшков, недавно женившийся вторым браком и работавший на Армянской АЭС вместе с женой, снимал квартиру у одного армянина, работника АЭС. Тот в это время жил у матери и квартирой не пользовался. Квартиру он Володе отдал бесплатно в полное пользование, но с одним условием: без штанов (т.е. в трусах или в плавках) ты по квартире ходить не будешь! Что Володя строго и соблюдал. Хозяин за все время не разу не навестил свой дом, но, тем не менее, поставленное условие было строго соблюдено, что при жаре выше 35 в тени, было не так-то просто, чем Володя справедливо гордится и по сей день.
По выходным дням наши мужики частенько устраивали походы по Армении. Армению они посмотрели хорошо. Поездили и пешком походили, тем более что Рожков и Гущин вообще были заядлыми туристами. Мои же командировки как-то не совпадали с их этими походами. Но в 1977 году я приехал в Армению на своем Москвиче. Летом приехали Руфа с Ингой. Мои приятели по Армянской АЭС, Бариловичи, отдали нам в распоряжение свою квартиру, сами же уехали в отпуск. И мы тоже объездили достаточно большую часть Армении. Побывали на Эребуни, в Гегарте, на Севане, в Эчмиадзине, в Ленинакане, и, конечно же, поездили по Еревану. Армения - красивая страна. И старинная. Есть что посмотреть.

В Армении мы жили дружно. В конечном итоге нас расселили из общежития по трех и четырехкомнатным квартирам в строящемся городе Мецаморе, снабдили необходимой мебелью и бельем, и быт постепенно наладился. Сами собой сложились коллективы по интересам, и, приезжая в очередную командировку, я знал, что буду жить в 29-ой квартире, и знал, кто будет моими соседями. Это были все тот же Борис Рожков, Федор Каль, наш бессменный руководитель, Саша Комаров, Володя Гущин, Женя Колодяжный, Женя Анищик. Состав, конечно, мог меняться, но незначительно.
Быт наш наладился. Взрослым семейным мужикам с разными характерами, разными интересами, разными привычками и, конечно же, со своими недостатками, которые за собой порой и не замечаешь, жить вместе, есть вместе, спать вместе, видеть постоянно одни и те же морды лица, пардон, личики, очень и очень не просто.
Но мы установили простые и строгие правила, которые все добровольно и неукоснительно соблюдали.
Это, прежде всего, чистота. У нас были застелены постели, подметен, а регулярно - периодически и вымыт, пол. На окна мы обзавелись занавесками, а на полу ковровой дорожкой, и наша квартира выгодно отличалась от всех остальных.
С чем у нас не было проблем, так это с едой. Рынки в Армении поражали нас своим изобилием, тем более в ту пору, когда дома это всегда было достаточно большой проблемой. Картошка была дороговата, зато помидоры, перец, да и другие овощи, стоили очень дешево, а фруктов было просто изобилие.
Мы не ходили в столовую на станции. Есть там было невозможно. В нашей квартире народ умел готовить. Это, прежде всего Женя Анищик, я, Женя Колодяжный, ну и остальные в меру своих способностей. Творог, сметана, армянский кефир по прозвищу мацун, всегда были свежими и не переводились в нашем доме.
По четвергам мы строго соблюдали установленный в то время для Советского общепита закон. Четверг – рыбный день. В магазине почти всегда продавались живые сазаны. Я брал по одной рыбе на каждого плюс одна, из голов варил уху, а остальное обжаривал и тушил с помидорами, луком, морковью и перцем. Рекомендую. За уши не оттянуть. Само собой разумеется, что всегда было вино. Местным сухим и крепленым винам мы в Армении отдали должное. По выходным дням, набрав этого «сухаря», мы шли на арык загорать. Сетку с бутылками опускали в арык, сами располагались около него на солнце, и только периодически охлаждали себя снаружи, окунаясь в арык, и изнутри, прикладываясь к «бутылькам».
Армянский юмор. Учитель в армянской школе на уроке русского языка объясняет ученикам:
- Дети! Русский язык очень сложный и непонятный. Запомните: слова: «вилька, тарелька и бутылька», пишутся без мягкого знака, а «сол и фасол» с мягким знаком!
С поездками по Армении связано несколько анекдотичных случаев.
Возвращаемся с Борисом Рожковым на машине из Еревана в Мецамор. Заболтались и въехали к посту ГАИ на приличной скорости. Гаишник меня, естественно, тормозит, требует права, рассматривает:
- В 41-ом году родились, Эдуард Михайлович?
- Да, в 41-ом.
- В очень трудное время мы с Вами родились! Давайте штраф.
Десять рублей перекочевали в карман блюстителя.
В другой раз едем с женой и дочерью опять же из Еревана. Гаишник выходит из разделительного газона на шоссе, останавливает меня.
- С какой скоростью ехали?
- 60 км в час.
- Не 60 , а 61.
Ну, это уже намек на штраф, но мне становится смешно.
- Не возражаю, может и 61.
- Вы зачем сюда приехали?
К тому времени я уже знал, как надо отвечать.
- В гости приехал.
- В гости!? Поезжай. Только не гони. Здесь все такие лихачи, а ты не гони.
На этом расстаемся, довольные друг другом. Если бы я ответил, что работаю здесь, не миновать червонца, а если в гости приехал, значит, я гость всей Армении.
Опять же с семьей возвращаюсь из гостей от курда, работавшего на АЭС и пригласившего нас посмотреть его хозяйство. Началась пора массового сбора винограда, и на всех выездах на шоссе выставлены посты милиции, проверяющие все машины на предмет воровства винограда. Останавливают и меня, видят не армянские номера.
- Ты откуда приехал?
- Из Мурманска.
- Зачем?
- В гости.
- И проверять не буду!
И машет мне рукой на прощанье.
Еще по дороге в Армению был колоритный эпизод. Мы ехали на машине вдвоем с Колей Майоровым, и, въехав в Тбилиси, сбились с пути. Остановились на какой-то улице, чтобы спросить дорогу, но достаточно узкой, чтобы даже кратковременная остановка не вызвала протеста едущих сзади водителей.
Из промежутка между домами выезжает жигуль. Высовываюсь из окна, кричу водителю:
- Как проехать на Ереван?
Сзади уже начинают нервно сигналить нетерпеливые водители. Из машины, к водителю которой я обратился, вылезает молодой, но уже с животиком, слегка пошатывающийся усатый грузин, и подходит ко мне:
- Никого не слушай! – Это он имеет в виду сигналящих водителей.
- Разворачивайся, поезжай вниз, сразу свернешь направо, дальше все время прямо, мимо поста ГАИ, все время прямо, прямо, прямо, там Ереван будет, приходи ко мне домой, гостем будешь, мама будет очень рада!
Великолепная тирада, произнесенная на одном дыхании, с грузинским акцентом, не могла не привести нас в полнейший восторг.
- Ты откуда приехал?
- Из Мурманска. – Отвечаю я.
- О! Я в Мурманске служил!
Думаю, ясли б я сказал из Владивостока, то оказалось бы, что и во Владивостоке он служил, или бывал, по крайней мере.
От Армении остались самые теплые воспоминания. Неуют общего проживания в квартире, моральная усталость от длительных командировок и жизни без семьи, все это со временем забылось. Отлетело, как шелуха. Остался колорит Армении, красота Еревана, его исторические памятники и памятные места Армении.

***

Мы любили гулять по Еревану, заходить в кафе, хинкальные, шашлычные.
В Ереване готовили прекрасный кофе по-турецки. Кофе готовился на раскаленном песке в маленьких джезвах на одну чашку, был необыкновенно ароматен и вкусен. А ежели к нему еще рюмку коньяку – восторгу не было границ.
От армянской же кухни я в восторге не был. Самое приемлемое блюдо – хинкали. Но и в них многовато теста накручивали. Приходилось этот закрученный кончик из теста оставлять в тарелке, что не есть хорошо. Мама приучила нас с раннего детства ничего в тарелке из съестного не оставлять. Меня и сейчас раздражает, если кто-нибудь оставляет в тарелке недоеденную еду.
Но однажды меня и московских коллег из Курчатовского института, командированных на Армянскую атомную для участия в предпусковых проверках, пригласил к себе на ужин начальник физлаборатории Армянской АЭС Карен Арташесович Казарян. Это было как раз в тот год, когда я был там с машиной. Вечером мы вчетвером, Карен, я и двое москвичей, приехали к нему в Ереван. В однокомнатной квартире хозяйничала его жена с маленьким, месяцев шести, сыном на руках и тут же старший сын лет восьми. Стол накрыт к ужину.
Даже простое перечисление блюд, стоявших на столе, вызовет глубокое уважение к труду хозяйки. Тут были: помидоры фаршированные мясом, баклажаны фаршированные мясом, картошка фаршированная мясом, яблоки фаршированные мясом, жареная индейка с жареным картофелем, конечно же, овощи, зелень, вино, водка, коньяк, фрукты. А ведь ей надо было сходить на рынок, принести все это домой, приготовить, и все это с маленьким ребенком на руках! А как все это было приготовлено! Красиво и вкусно. Если хочешь познакомиться с национальной кухней, не надо ходить в общепит, надо идти в гости.
Однажды, вскоре после пуска первого блока, когда мы работали на штатных рабочих местах в ожидании, что нас вскоре сменит армянский персонал, проходивший подготовку у нас же в качестве дублеров, после ночной смены нам почему-то захотелось выпить. Это в первом-то часу ночи! Это сейчас есть круглосуточные магазины, способные удовлетворить практически любые ваши потребности, в том числе и ночью. А тогда!? Тогда тоже решалось все просто, по крайней мере, в Мецаморе. Иду среди ночи к строящемуся зданию будущей гостиницы, стучу в окно вагончика, где сидит сторож, окно открывается, молча протягиваю три рубля, оттуда также молча подается пол-литровая бутылка чачи, и возвращаюсь домой. Чача – виноградный самогон, изготавливаемый из тех отжимов винограда, что остаются в процессе приготовления вина. Запах у нее отвратный, крепость очень даже приличная, и пить ее можно только тут же заедая цицаком, – жгучим до одури солено – маринованным длинным стручковым перцем, который у нас пользовался успехом, и дома не переводился. Таких походов в ту ночь я сделал, наверное, три или даже четыре, все-таки нас было в тот момент за столом четверо. На последний стук окно отворилось, и прорезался голос сторожа:
- Четыре рубля давай!
Ничего себе, думаю, что это, к утру подорожало что ли? Но сторож протягивает бутылку 0,75 литра:
- Последняя. Даже дешевле отдаю!
Типичный шламбой, описанный Гиляровским в его книге «Москва и москвичи», только с армянским колоритом.
Позже в Мецаморе открылось кафе в стеклянном павильоне. Хозяйничал там армянин лет сорока по имени Манук. Мы любили ходить к Мануку поесть. Понятие порция в армянских заведениях практически отсутствует. Если заказываешь хинкали, то говоришь сколько штук, если люля-кебаб, то сколько колбасок, или шампуров, ну и так далее. Мы быстро привыкли к этим единицам измерения. Мужчины пришли поесть, какие порции?!
- Манук, что у тебя сегодня есть?
- Все есть! Что хочешь? Баранина есть, печенка есть.
- Ну, давай печенку.
- Сколько тебе? – Отрезает кусок с ладонь величиной.
- Ну, давай еще столько же.
Оба куска летят на раскаленную сковороду, в считанные секунды обжариваются, разбрызгивая сок на плиту, и горячие куски на тарелке лежат перед тобой, обложенные зеленью и свежими помидорами. На второй тарелке крупные куски свежайшего белого хлеба. Смотрю на все это предстоящее пиршество:
- Манук, ну, а сто грамм-то у тебя найдется? – На витрине водка отсутствует, и продавать ее в разлив, в общем-то, не положено.
- Почему нет? Конечно, найдется.
Со стоящей на полу алюминиевой кастрюли литров на сорок с надписью «Мусор» снимается крышка, оттуда достается непочатая бутылка водки, и я получаю свои сто граммов.
- Манук, сколько с меня?
Манук что-то прикидывает на счетах, скорей для видимости или соблюдения процедуры.
- Три рубля.
Фантастика! За все это всего три рубля!? Но Манук свои деньги зарабатывает на левом мясе и левой водке, так что не удивляйтесь кажущейся дешевизне.
Как-то с Володей Брюшковым мы решили купить коньяку к отъезду домой. Вызнали у коллег на работе, по крайней мере, три адреса, зафрахтовали русского парня с его мотоциклом, и поехали в Октемберян. Заезжаем по первому же адресу в просторный двор, глушим мотоцикл, подходим к мужчинам.
- Здравствуйте! Нам нужен Ашот. – Имя нам сообщили вместе с адресом.
- Ну, я Ашот.
- Мы хотим купить у Вас коньяку.
Ашот подозрительно оглядел нас
- Зачем на красном мотоцикле приехали?
- Ну, Ашот, извини, но другого мы не нашли!
Подозрительность исчезла. Ашот ведет нас под навес здесь же во дворе, отдергивает ковровую дорожку и под ней открывается несколько двадцати литровых бутылей, заполненных коньяком.
- Вот, на свадьбу сына брал, двенадцать лет выдержка.
Ну, уныло думаю про себя, цену заломит! Ашот тем временем наливает коньяк в стограммовую стопку, опускает туда спиртомер, демонстрирует положенные 42%, и предлагает попробовать. Пробуем. Коньяк великолепен. Берем каждый по пяти литровой канистре. Если правильно наливать, вовремя наклоняя канистру так, чтобы и ручка ее тоже заполнилась, то в ней окажется в конечном итоге пять с половиной литров. К тому времени некоторые армянские слова я уже знал и понял из реплики второго армянина, что наш фокус с ручкой понят. Второй армянин сказал Ашоту, что туда вошли все пять с половиной. Ашот пренебрежительно отмахивается от этой мелочи.
- Сколько с нас? – Канистры закручены и сложены в люльку мотоцикла.
- По 30 рублей.
То есть традиционная цена 6 рублей за литр для левого коньяка держится стабильно, независимо от рекламы.
Довольные сделкой мы возвращаемся домой, в Мецамор, из интереса покупаем в магазине бутылку «Отборного», с надписью на этикетке, что выдержка его не менее семи лет, и сравниваем оба напитка. Нет, Ашот не обманул, его коньяк гораздо лучше! Не говоря уже о цене. Полулитровая бутылка «Отборного» тогда в магазине стоила тринадцать рублей. Мы в тот год с Руфиной Николаевной долго тянули этот коньяк, прикладываясь к нему вечерами по рюмочке. А как-то мне посчастливилось купить полулитровую бутылку марочного «Ани». Стоила она тогда примерно 25 рублей. Это был сказочный коньяк. Ничего подобного мне потом пить не приходилось. И позже я покупал его, но уже Ленинградского разлива, да и теперь он есть в продаже, и вроде бы Армянского производства, но, увы, ничего похожего.

***

Сложились у нас в Армении и свои традиции. Мы, как я уже писал, жили в Мецаморе в своих квартирах, предоставленных нам дирекцией Армянской АЭС, и как-то само собой сложились стабильные коллективы. Так, приезжая в очередную командировку в Мецамор, я уже знал, что буду жить в 29-ой квартире. И знал, что вместе со мной будут жить Боря Рожков, Женя Колодяжный, Володя Гущин, Федор Каль, Саша Комаров, Женя Анищик. Состав мог меняться, но незначительно.
А, скажем, в 52-ой квартире также стабильно жили Юрий Иванович Юшин, или попросту, дед Юшин, Витя Александров, Евгений Алексеевич Гудков, или Дядя Жора, почему-то, Сергей Смирнов, Олег Шапиев, Валерий Рыбаков, ну и тоже состав менялся незначительно. Так вот, 29-ая и 52-ая дружили домами. Частенько и подолгу просиживали за преферансом, или, собираясь вместе за дюжиной «сухаря», пели под гитару туристические песни и песни своего студенческого репертуара, а потом переходили на русские и украинские народные, стараясь раскладывать их на два или три голоса. Неплохо получалось порой, ей-богу. Ну, а ежели у кого-то день рождения, отмечали его двумя домами по месту жительства виновника.
И тут порядок был прост. Скидываемся на подарок и стол, но готовят и накрывают хозяева квартиры, естественно. И вот тут очень скоро родилось соревнование – кто лучше угостит гостей, ну и себя, конечно. С продуктами проблем не было. На рынке горы свежих овощей и зелени, мясо всегда можно было купить, фрукты в избытке, о напитках уже все сказано. Виноград набирали на колхозных виноградниках. Нет, мы не опускались до тривиального воровства, но когда заканчивалась пора его уборки, можно было на законных основаниях пойти на виноградники, и, обшаривая кусты, особенно по низам, набрать горы винограда, а потом живописно разложить его на столе, так, чтобы гроздья свисали с краев стола, демонстрируя его избыток.

В ноябре 1977 года мы отмечали 40-летие Федора Каля. Федор привез с рынка прекрасной парной говядины, и мы с Женей Анищиком на пару взялись ее приготовить. Мы нарезали ее крупными, величиной с комнатную собачонку, кусками, нашпиговали чесноком и морковью, поперчили, посолили, обжарили на сковороде и довели в духовке до готовности. К ней подали молодой картофель, также запеченный половинками в духовке на противне, ну и, естественно, овощи и зелень, фрукты, виноград. Я приготовил свой фирменный ореховый торт, взяв все ингредиенты в двойном количестве – все же народу было много. Стол был накрыт белоснежной скатертью, т.е. не застиранной простыней, на столе стояли гвоздики, бутылки коньяка и шампанского – ожидались дамы, наши коллеги по ЦНИПу и дамы из группы рабочего проектирования Горьковского ТЭПа, разделявшие с нами невзгоды командировочной жизни. Горели зажженные свечи. Пришли друзья – соперники из 52-ой. Дядя Жора критически осмотрел обеденный зал, и, не подавая виду, что удовлетворен увиденным, строго заметил:
- Лампочка в пыли!
Пыль тут же смахнули.
Наконец, гости собрались, расселись, мы с Женей внесли мясо прямо на противне и тут же поняли свой стратегический просчет. В мужиках при виде мяса проснулся, если не звериный, то уж охотничий точно, инстинкт, и они без всякого политесу расхватали эти лошадиные порции по своим тарелкам так, что многие, особенно дамы, остались ни с чем. Пользуясь интимным освещением свечей, мы с Женей и Борисом Рожковым быстро пооттяпывали у захватчиков по половине порций и быстро разложили их по пустующим тарелкам. В сумраке свечей и за общим галдежом захватчики даже не заметили, что в их тарелках поубавилось.
Ася Брюшкова заявила, не пробуя, что она это мясо есть не будет, что оно жесткое. Но мясо было великолепным, и уже на следующее утро прибежал Володя Брюшков с просьбой рассказать ему технологию приготовления «мяса по-неандертальски», прозванного так с легкой руки Жени Колодяжного. Какая технология?! Хороший продукт трудно испортить! Когда дело дошло до торта, восторгам дам не было границ. Мужчины тоже не зевали. Мы с Борисом уединились за чаем на кухне, и Борис, который вообще не ел пирожных и тортов, трижды бегал к столу, отхватывал два куска, и убегал на кухню со словами:
- Это для меня и для дамы.
Наконец публику заинтересовала эта с аппетитом поедающая торт дама. Что же они увидели на кухне? Меня, Бориса, чайник и пустые тарелки. Вечер удался на славу!
Мстительная 52-ая на день рождения Виктора Александрова, который совпадал с Новым Годом, решила взять реванш. Они запекли в духовке свиную ногу килограммов на восемь – десять! Это было обжорство! Но, увы, занятые работой под завязку, мы не смогли купить ничего спиртного. Заранее мы не купили, а 31-го в магазинах не было ничего совершенно, даже традиционные источники левого коньяка пересохли, и ребята раздобыли где-то у армян коньячный спирт. Это был страшный напиток. В ложке он выгорал досуха, запах же был просто ужасен. Скрасил это дело Саша Федоров, пришедший с небольшим опозданием, но принесший с собой четыре бутылки гранатового вина. Выпив это вино и нажравшись, иначе все равно сказать не могу, мяса, мы вчетвером ушли играть в преферанс, а остальная команда гудела до утра, поодиночке выпадая из коллектива.
52-ая решила, что победа за ними. Мы согласились, оставаясь при своем, истинно правильном, мнении. Ну, не расстраивать же друзей!
Накануне нового 1979 года мы пустили первый блок Армянской АЭС. Физический пуск пришелся на мою смену и мне это приятно отметить. Через год пустили второй блок, и на этом наши командировки в Армению вскоре закончились. Последний раз мы приехали на Армянскую зимой 1982 года, когда надо было пускать второй блок АЭС после пожара на первом блоке. Пожар в кабельных тоннелях выжег все кабели первого блока, вывел из строя турбогенераторы, они тоже сгорели, блок, естественно, встал, а вместе с ним остановили и второй блок. Чтобы принять решение о пуске второго блока, была назначена Государственная комиссия, а мы выступали в роли экспертов. Вид сгоревших кабелей, оплавленных шин генераторов вызывал ужас. Более разрушительную картину я увидел впоследствии только на Чернобыльской АЭС. Но это была уже настоящая катастрофа.
И все же Армения осталась светлым пятном в нашей памяти.


Э.М. Кульматицкий


Нас с матерью отец отвез один раз на Айгерлич – хотелось позагорать и искупаться, жара там была та еще! На берегу были мостки типа тех, с каких в деревнях полощут белье в реках. Нырять в воду следовало с них. Что отец сразу же и сделал.
- Пап, как водичка?- крикнула я ему.
-Ныряй, увидишь! – последовал ответ.

Ну, я с разбегу в воду… о, ужас! Озеро оказалось родниковым, вода в нем была ледяная. За такую шутку я готова была собственного отца утопить!

На шоссе, по которому мы ездили на Севан (т.е., дорога в Грузию) в каком-то месте висело огромное табло, на котором было написано количество аварий, сколько человек погибло и сколько ранено за этот день. Поневоле все водители сбрасывали скорость, глядя на цифры. Хорошее средство устрашения, зря его сейчас не применяют!

Очень интересной была система торгов на рынке. Спрашиваешь, сколько стоят помидоры. Ответ:
- Два кило на рубль!
Попросишь килограмм - не продадут. Бери два или четыре. Копеек они не признавали, все считали только рублями. Все фрукты можно было попробовать. Причем торговаться, сбивать цену там было не принято. А вот отбивать друг у друга покупателей - это сколько угодно! Присматриваемся к арбузам, а с другой стороны нам кричат: "Что ты там смотришь?! Это разве арбузы?! Иди сюда, попробуй! Вот это - арбузы!"

Как-то выходя из здания крытого рынка в Октемберяне у дверей мы увидели древнюю старушенцию на складном стуле, а перед ней - большая стопка тоненьких лавашей. Это сейчас их можно купить в магазинах, а тогда - только на рынке, даже в самой Армении. Мы с мамой вообще видели это впервые, поинтересовались ценой - не тут-то было. Бабуся по-русски ни бум-бум. Остановили девочку моих лет и попросили перевести вопрос. Опять мимо: то ли старушка была национальным меньшинством, то ли просто ничего не слышала. Очевидно, ее привезли на рынок родственники, сказали "Торгуй!", а сами где-то в другом месте.
Подошел отец армянской девчонки и, глядя на наши мучения, высказал здравую мысль:
- Дайте ей рубль, она вам даст лавашей, сколько положено!
Мы так и сделали, получили стопку лавашей, тут же, не дойдя до машины, все слопали. Вернулись, дали бабушке еще трояк...

В Октемберяне периодически работала богатейшая текстильная ярмарка. Боже, чего там только не было! Мама очень хорошо шила, я переняла от нее это хобби. Мы набрали там столько тканей, что даже сегодня кое-что из той закупки еще служит, а ведь прошло столько лет!

Очень запомнилась поездка в Ленинакан. Красивый, светлый, залитый солнцем город, построенный террасами высоко в горах. Слишком высоко. По дороге от перепада высот закладывало уши и ухало в животе: вверх – вниз, горы! То и дело проезжали "бутылочные этикетки на дорожных знаках", как пошучивал отец – названия деревень соответствовали либо винам, либо коньякам.
Вдали была видна огороженная колючей проволокой приграничная территория – дальше нельзя, там Турция.
Горы и сгубили этот город. Он был полностью разрушен восьмибалльным землетрясением, когда я была студенткой…

Все города в Армении - розовые. Потому что дома выстроены из туфа - местной вулканической породы, от светло-розового до красновато-коричневого цвета.
Я прекрасно помню все достопримечательности, которые видела в Армении: высоченная колокольня Сардарапат, резиденция Католикоса всех армян в Эчмиадзине, настоящий древнегреческий храм в ущелье Гарни, озеро Севан, снежные вершины Большого и Малого Арарата...
Это действительно очень красивая страна.

Инга