Нонка, ты Сталина любишь?

Со слов мамы, сказанных как-то вскользь, мне стало понятно, что после ареста ее отца и братьев,*** ее, студентку Московского института иностранных языков, стали преследовать работники НКВД, с целью завербовать ее для дальнейшего сотрудничества с этой организацией. В то время это был достаточно распространенный прием, и избежать такой вербовки было практически невозможно.
Так вот, по причинам преследования мамы чекистами, родители решили уехать подальше из Москвы, где их не будут искать, или по крайней мере, где найти их будет гораздо сложнее, если не давать никаких сведений о родителях жены в бесчисленных анкетах, которые заполнялись всеми работающими лицами не только в то время, но и когда начал работать я сам. Так мои родители оказались на Севере, в Мурманской области, в поселке Мурмаши, где отец начал работать на только что построенной Туломской ГЭС дежурным инженером.
Отец всю войну жил и работал все там же в Мурмашах на Туломской ГЭС. Писал он, как и все в то время, заявления с просьбой послать его на фронт, но по роду его профессии и должности на него распространялась бронь от призыва на военную службу, тем более, что в положенное для прохождения военной службы время он не был призван, как человек не с тем социальным происхождением. Отец в своих анкетах указывал, что его отец - потомственный почетный гражданин города Винницы. В этом громком и впечатляющем звании нет ничего особенного, оно давалось детям духовенства. Получается, что моего отца не взяли в свое время на военную службу как внука попа.
Отец участвовал в каких-то восстановительных работах на разрушенных бомбежкой объектах и был награжден двумя “Благодарностями от Вождя”. Была такая форма поощрения в то время. На красиво оформленной грамоте в золотой рамке стандартный текст благодарности, черной тушью вписана фамилия отца и красуется подпись Сталина. Типографская, конечно. Я в детстве любил тайком копаться в письменном столе отца и хорошо помню тот трепет, который охватил меня при виде подписи самого Сталина. Мне казалось, что это высшая честь, которая может быть оказана человеку. Настолько высокая, что я положил эти грамоты на место и никогда никому не рассказывал, что видел их. Была у него и медаль “За оборону Заполярья”, с профилем Сталина на обратной стороне, но с подписью Сталина она не шла ни в какое сравнение.
Ночью пятого марта 1953 года вдруг заговорило радио. У нас на стене висел черный репродуктор, какими пользовалась в то время вся страна, а теперь их можно увидеть лишь в старых кинофильмах о войне. К нему подбежала мама, жившая у нас в домработницах тетя Настя, я, Эрик, и мы услышали сообщение о смерти Сталина. Но к тому времени я уже о Сталине знал совсем другое.
Бабуля часто и подолгу жила с нами в Мурмашах. Ее любили подруги мамы - учительницы школы, в которой я учился. Бабуля хорошо шила и часто выполняла заказы маминых подруг. Надо сказать, что эта дружба мамы с учителями ничего хорошего мне не давала: невозможно было скрыть двойку по русскому языку, какие-то невинные проделки, драки, словом, вполне нормальное поведение, все вскоре становилось известно маме. Да еще она активно работала в школьном родительском комитете, в школу ходила чуть ли не каждый день, а уж раз в неделю, так это уж точно. Короче, все это было “хуже керосину”, как сказала одна героиня уже современного мультика.
Так вот году, наверное, в 1950-51-ом, бабуля рассказала нам с Эриком все про деда, про своих сыновей и все это связала напрямую с именем Сталина. Он, по ее мнению, был виноват во всех этих гибелях. Он, как следовало из ее рассказа, обладал гипнозом, он загипнотизировал Ленина и, в конце концов, убил его, он тиран и убийца.
Когда об этой проведенной “политбеседе” узнала мама, она была в ужасе и чуть ли не на коленях умоляла нас никогда, нигде и никому не повторять услышанного. Впрочем, бабуля к тому времени успела поделиться рассказами о своей судьбе с женой командира дивизии, что стояла в Мурмашах. Командиры менялись, а квартира на втором этаже нашего дома оставалась за ними. И эта беседа бабули с генеральской женой осталась для нас без последствий, и ее беседа с нами, хотя я тут же пошел к своей однокласснице, жившей этажом ниже, и выпалил ей с порога:
- Нонка, ты Сталина любишь?
- Конечно, люблю.
- А я его ненавижу. Он моего деда убил!
Нонка Василевицкая была еврейкой, папа и мама ее работали с отцом, и уж не знаю, по той ли причине, что они были евреями, или по другой, но только это мое выступление тоже прошло без последствий. Больше я таких “ляпов” не допускал.
Женщины плакали у репродуктора, плакали они и днем, когда Левитан без конца повторял Правительственное сообщение, пока не пришел к тете Насте недавно отпущенный на свободу из Мурмашинских лагерей ее хахаль и не сказал:
- Ну, чего вы ревете? Вы еще про этого черножопого узнаете!
Но ведь они и так уже все знали. Знали и плакали. Почему?


*** Все мужчины в семье моей бабушки в 1937 году были репрессированы и сгинули в лагерях (Инга)